Антология "Фантасты об искусстве"
Составитель: Алексей Звероловлев
Гарри Гаррисон. Жизнь художника
---------------------------------------------------------------
© Copyright Garry Garrison "An artist's life"
© Copyright Перевел с английского Виктор Вебер (v_weber@go.ru)
Date: 2 Jan 2002
---------------------------------------------------------------
Праздник, проведенный за работой. Вот уж действительно праздник,
проведенный за работой. Я остаюсь на Луне год, пишу картины триста
шестьдесят пять дней - а вернувшись на Землю первым делом иду в музей
"Метрополитен", чтобы посмотреть на другие картины. Брент улыбнулся.
Хотелось надеяться, что время будет потрачено не зря.
Он посмотрел на длиннющую лестницу. Гранитные ступени чуть поблескивали
под ярким августовским солнцем. Он глубоко вдохнул, переложил трость в
правую руку. Начал подниматься, одну за другой медленно преодолевая ступени.
Казалось, они уходили в бесконечность.
Почти добрался до верха... оставалось преодолеть лишь несколько
ступеней. Трость соскользнула с одной из них, он потерял равновесие,
покатился вниз.
Женщина, стоявшая в тени на площадке за лестницей, громко закричала.
Она наблюдала за ним с того самого момента, как он вылез из такси. Брент
Далгрин, знаменитый художник, теперь все знали это молодое загорелое лицо
под шапкой серебряно-седых волос, выбеленных радиацией космоса. Газеты
писали, что от долгого пребывания в условиях пониженной силы тяжести мышцы
его очень ослабли. Он с таким трудом взбирался по ступеням, а потом скатился
с них. Женщина кричала, кричала и кричала.
Его перенесли в медпункт музея.
- Гравитационная слабость, - сказал он сестре. - Все будет в порядке.
К счастью, все кости остались целыми. Медсестра лишь нахмурилась,
прикоснувшись к его коже. Померила ему температуру, глаза у нее округлились,
она испуганно посмотрела на него.
- Я знаю, - кивнул Брент. - Значительно выше нормальной. Волноваться не
надо, повышение температуры никак не связано с падением. Скорее, наоборот.
- Я должна все занести в журнал, таков порядок.
- Мне бы этого не хотелось. Незачем общественности знать, что у меня
проблемы со здоровьем. Если вас не затруднит, позвоните доктору Грейберу в
Медикэл-Арт-Билдинг. Он вам скажет, что для меня повышенная температура -
обычное дело. И музею нет нужды волноваться о том, что он несет
ответственность за ухудшение моего здоровья.
Он легко представил себе заголовки газет. "ЛУННЫЙ ХУДОЖНИК УМИРАЕТ",
"ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЗА ИСКУССТВО". Но он не считал себя героем. Он знал об
опасностях радиационной болезни. В начале четко следовал инструкциям: в
скафандре проводил на поверхности Луны положенное время и ни минуты больше.
До того, как у него возникла проблема.
А состояла она в том, что он никак не мог ухватить атмосферу Луны. В
одной картине ему это почти удалось, а потом, как отрезало. Атмосферу
полного безлюдья, экстремальных условий, царящих на равнинах, в кратерах.
Ощущение инопланетности, которое ускользало от него. Прежде чем он успевал
запечатлеть его в масляных красках.
Критики называли его картины уникальными, удивительными, говорили, что
именно так, по их мнению, и выглядела Луна. А вот в этом он не мог
согласиться с критиками. Безвоздушный спутник Земли был совершенно не таким.
Другим... настолько другим, что он так и не смог ухватить эту разницы. И
теперь его ждала скорая смерть: он потерпел неудачу, не смог реализовать
мечту своей жизни.
Радиационная лихорадка пожирала его кровь и кости. Еще несколько
месяцев, и она покончит с ним. Он боролся со временем, спешил уложиться в
оставшиеся месяцы. Спешил и потерпел неудачу... не сложилось.
Медсестра, хмурясь, положила трубку на рычаг.
- Я связалась с доктором Грейбером и он подтвердил ваши слова, мистер
Далгрин. Если вы так хотите, я не буду ничего записывать, - она помогла ему
встать.
Луна стала забываться по ходу того, как перед глазами замелькали земные
полотна. Он наслаждался произведениями искусства, которые создавались на
протяжении многих веков. То была его жизнь, и он старался увидеть как можно
больше, компенсировать свое долгое отсутствие на Земле. Греческие мраморные
скульптуры успокаивали, картины Рембрандта вновь пробуждали интерес к
творчеству. Его радовало, что после стольких лет, отданных живописи, он мог
ходить по этим залам, с нетерпением ожидая встречи с казалось бы давно
знакомыми картинами. Но ему хотелось посмотреть и на что-нибудь новенькое.
Лифт доставил его к залам современного искусства.
И сразу его душевное спокойствие нарушила картина. Осенний пейзаж,
типичный пример модерн-классицизма, столь модного в последние несколько лет.
Но в картине было и что-то еще: неуловимая отстраненность.
Его ноги начали дрожать. Он понял, что надо немного отдохнуть.
Брент уселся на широкий диван у главной лестницы, но мыслями никак не
мог оторваться от картины. Что-то его тревожило, задевало за живое, но он
никак не мог понять, что именно.
Он чувствовал, что объяснение следует искать в эмоциональной сфере.
Всякий в то или иное время испытывал удовольствие или заинтересованность,
глядя на любую форму визуального искусства. Эмоциональный отклик могли
вызвать и фотоснимок в журнале, и рисунок, и даже хорошо спроектированное
здание. Брент попытался проанализировать свои ощущения, но ничего путного не
выходило. Сформулировать он сумел лишь одну, не слишком внятную мысль: "В
этой картине что-то не так".
Но внезапно он получил ответ. Он явился к нему мгновенно, словно его
озарило. Ему вспомнились лунные равнины, на которые не ступала нога
человека. Ощущение это выражалось одним словом: инопланетность.
Это ощущение появлялось у него в вечной безжизненности молчаливых
лунных просторов. Но как оно могло ассоциироваться с изящным осенним
пейзажем? Каким образом художник сумел выразить это необычное чувство на
холсте? Брент отругал себя, разумеется молча. Это не картинка из жизни
другой планеты. Это "Осень в лесу", нарисованная человеком, который не
понимал, что пишет. Человеком, который иначе смотрел на привычное всем и
каждому. Художником, который смотрел на кипучую жизнь осеннего дня, а
рисовал вечную смерть безжизненного спутника.
Брент оперся на трость, учащенно забилось сердце. Он должен найти этого
художника. Должен поговорить с ним, узнать у него... выбить, если
необходимо... он должен выяснить секрет этого человека. Мысль о близкой
смерти тяжелым грузом лежала на плечах. Умереть, не зная, как передать в
картине это ощущение!
Он убил себя в погоне за ним... и ничего не достиг. А на Земле жил
человек, обладающий знанием, которое он искал. От таких мыслей хотелось
выть.
Не без труда, но он взял себя в руки. Посидел, пока не совладал с
расшалившимися нервами. Твердо сказал себе, что должен найти этого человека.
В правом нижнем углу картины, в тени валуна, стояла подпись: Артур Ди
Коста. Брент никогда не слышал о таком художнике, но в этом не было ничего
удивительного. Настоящие художники вымирали, как динозавры. Они трудились в
подсобках, в старых гаражах, заполняя холст за холстом ради собственного
удовольствия. И зачастую с их работами широкая общественность знакомилась
уже после смерти художника.
Опять смерть, сердито подумал Брент. Развернулся и направился к
служителю, коротавшему время около абстрактной скульптуры.
- Конечно, мистер, - ответил ему служитель. - Вы найдете куратора в его
кабинете. Дверь вон там.
- Благодарю, - пробормотал Брент и проследовал в направлении, указанном
мясистым пальцем. Нашел нишу, практически скрытую роскошными гобеленами. В
ней обнаружил фонтанчик с питьевой водой, приводимый в действие
фотоэлементом и псевдо-мраморную дверь с надписью на табличке: "Доктор Эндрю
Киннент - Куратор, коллекция современного искусства".
Брент открыл дверь, вошел в приемную. Секретарь оторвалась от
компьютера.
- Я - Брент Далгрин. И хотел бы переговорить с мистером Киннентом.
- Тот самый мистер Далгрин!? Минуточку... - зардевшись, девушка нажала
на кнопку аппарата внутренней связи.
- Заходите, мистер Далгрин. Мистер Киннент будет рад встрече с вами, -
но ни очаровательная улыбка, ни радушный прием не произвели на Брента ни
малейшего впечатления: думал он совсем о другом.
После тридцати минут, отданных искусству вообще, Брент перевел разговор
на нынешнюю экспозиция, а конкретно - на одного художника.
- Мистер Ди Коста - один из наших самых талантливых молодых художников,
- куратор самодовольно улыбнулся, словно он сам обучил Ди Косту секретам
мастерства. - В Нью-Йорке он живет недавно, но уже успел сделать себе имя.
Позвольте мне дать вам его адрес. Я уверен, что вы с удовольствием
побеседуете с ним. Общность интересов, знаете ли.
Брент легко согласился получить те сведения, за которыми, собственно, и
пришел. Своими истинными мыслями он делиться с Киннентом не стал. Не
подкрепленные доказательствами, они действительно могли вызвать сомнения в
психическом здоровье человека, который бы их высказал. Но самого Брента это
не останавливало. Жизнь подходила к концу, но сначала хотелось найти ответ
за самый важный для вопрос.
Нужный ему дом ничем не выделялся среди доброй сотни других, которые
выросли на модных теперь Тридцатых улицах, заменив собой корпуса фабрик по
пошиву верхней одежды. Брент перешел на другую сторону улицы, оглядел дом
31. Отсутствие окон указывало на то, что финансовых проблем у владельца нет.
А все, что его интересовало, он мог узнать только внутри - не снаружи. Брент
вновь перешел улицу, встал на хромированный квадрат перед дверью.
Сработавший под тяжестью тела датчик активировал механического
дворецкого.
- Резиденция мистера Ди Косты. Чем я могу вам помочь?
- Мистер Брент Далгрин желает увидеться с мистером Ди Костой.
- Я очень сожалею, но касательно вас я не располагаю никакой
информацией, сэр. Если вас не затруднит оставить сооб... - голос робота
оборвался, сменившись мужским.
- Рад приветствовать вас, мистер Далгрин. Пожалуйста, заходите.
Дверь распахнулась, открыв маленькую, отделанную деревом прихожую. И
лишь когда дверь закрылась, Брент понял, что находится в кабине лифта. Она
тронулась с места, плавно остановилась, задняя стенка скользнула в сторону,
открывая путь в библиотеку-кабинет. Из-за стола поднялся мужчина, шагнул
навстречу Бренту, протягивая руку.
Брент ее пожал, не сводя глаз с лица мужчины. Ростом Ди Коста был
повыше Брента, худощавость как-то не вязалась с плавностью движений. Рука у
него была длинная и сильная. Только тут Брент поймал себя на том, что просто
таращится на хозяина.
- Надеюсь, вы извините меня за столь внезапное появление в вашем доме,
мистер Ди Коста. Я увидел вашу картину в "Метрополитене" и она очень
заинтересовала меня.
Брент остановился, понимая, неубедительный это предлог для появления в
доме художника. И порадовался тому, что Ди Коста взял инициативу на себя.
- Я вас прекрасно понимаю, мистер Далгрин. Со мной такое бывало не раз,
когда я видел ваши картины и некоторых других художников, - он улыбнулся. -
Далеко не всех, уверяю вас. Я смотрел на эти картины и говорил себе,
хотелось бы мне встретиться с человеком, который их создал. Но такие встречи
крайне редки, о чем я очень сожалею. И мне льстит, что вы испытываете те же
чувства при взгляде на мои работы.
Доброжелательность Ди Косты сломала лед, скоро они стали лучшими
друзьями. Брент сидел в удобном кожаном кресле, Ди Коста смешивал напитки в
баре, удачно вписанном в интерьер. Тем самым у Брента появилась возможность
оглядеть кабинет. То, что он видел, ему нравилось. Пожалуй, он бы и сам не
отказался от такого кабинета. Что несколько удивляло, так это вращающаяся
полка с книгами в углу.
Брент вдруг понял, что она медленно вращалась и когда он вышел из
лифта. И еще... ну да, на столе, так же медленно, вращалась тяжелая
бронзовая пепельница. Они создавали необычный эффект, но скорее приятный,
чем наоборот. И гармонировали с кабинетом и личностью хозяина.
- А вот и выпивка. Сначала тост... За долгую жизнь и хорошие картины,
для нас обоих.
Брент чуть хмурился, пригубливая стакан.
Есть такой феномен: о тонкостях профессии с удовольствием говорят и
плотники, и банковские служащие. Вот и Берт легко втянулся в дискуссию о
достоинствах ализариновых красок и влиянии искусства Византии на итальянских
художников, скульпторов и архитекторов эпохи Возрождения. Но при этом
какая-то часть его сознания скрупулезно оценивала слова Ди Косты, тщательно
наблюдала за ним. Но хозяин Брента ни на йоту не выходил из образа
джентльмена, не стесненного в средствах и живо интересующегося живописью.
За живой беседой уже незаметно пролетели полчаса, когда в дверь
кабинета легонько постучали. Она открылась, в кабинет вошла красивая женщина
в элегантном наряде, выдержанном в серебристо-серых тонах, в которойм в
полном соответствии с последней модой, преобладали греческие мотивы.
Она остановилась у порога.
- Я не хотела беспокоить тебя, Артур, но... о, извини, я не знала, что
у тебя гость.
Ди Коста подошел к ней, нежно взял под руку.
- Я очень рад, что побеспокоила, дорогая. Позволь представить тебе
знаменитого Брента Далгрина, - обнял женщину за талию. - Моя жена, Мария.
Брент пожал ей руку, улыбнулся в большие карие глаза. Она чуть ответила
на рукопожатие, как и полагалось в приличном обществе. Очаровательная жена,
комфортабельный, уютный дом - Артур Ди Коста являл собой образец
современного джентльмена. И получалось, что картина в музее - единственное,
в общем-то пустяковое отклонение от нормы.
Но в то мгновение, когда он держал в руке руку Марии, его взгляд упал
на портрет, висевший у двери.
И только невероятным усилием воли удержался от того, чтобы не раздавить
ее руку. Ди Коста изобразил Марию, и в ее портрете...
Присутствовала та же тонкая трансформация, что и в осеннем пейзаже,
который захватил его внимание в музее. Что-то такое было в изгибе губ, в
глазах, которыми она смотрела с портрета. Брент оторвал взгляд от картины,
но уже после того, как Ди Коста заметил, куда он смотрит.
- Должно быть, это удивительное ощущение, - рассмеялся он. -
Одновременно видеть перед собой и мою прекрасную Марию, и ее портрет на
стене, - он прикоснулся к раме и картину залил мягкий свет. Брент
пробормотал какую-то похвалу, шагнул к картине, словно надеялся, что
уменьшение расстояния позволит найти ответы на его многочисленные вопросы.
Ди Косте, похоже, льстил интерес знаменитого художника к его
творчеству. Они обсудили многие проблемы, с которыми сталкивается
портретист, удачные или неудачные их решения. Смутившуюся, чуть покрасневшую
Марию попросили встать рядом с портретом. Она сделала вид, что эта
дискуссия, птичья грамота для непосвященных, нисколько ее не раздражает.
- Эта синяя тень на шее помогает формировать...
- Эффект золотых волос, падающих на скулу, достигается...
По их просьбе она то поворачивала, то наклоняла голову, не участвуя в
разговоре.
А маленькая часть сознания Брента продолжала наблюдать и анализировать.
Как Ди Коста создавал свои картины становилось более-менее ясно, а вот
почему - оставалось загадкой. В лице, в фигуре инопланетность, чужеродность
отсутствовала напрочь, скорее получалось, что она смотрела на что-то
абсолютно ей неведомое.
Брент почувствовал, как в висках начинает пульсировать боль. Но, к
счастью раздалась мелодичная трель телефонного звонка, отвлекшая Брента от
поиска ответов на мучавшие его вопросы. Ди Коста извинился и прошел в
соседнюю комнату, оставив Брента наедине с Марией. Не успели они усесться в
удобные кресла, как вновь появился Ди Коста. По выражению лица
чувствовалось, что он получил какое-то неприятное известие.
- Прошу меня извинить, но мой адвокат просит немедленно приехать.
Какой-то важный вопрос, касающийся моей собственности. Мне так не хочется
уезжать. Мы обязательно должны продолжить нам разговор. Пожалуйста, не
торопитесь уходить, мистер Далгрин. Мой дом в полном вашем распоряжении.
После ухода Ди Косты Брент и Мария поболтали на самые разные темы, уже
никак не связанные с живописью. Не мог же Брент сразу спросить у женщины,
которую видел первый раз в жизни: "Мадам, ваш муж рисует чудовищ? Или, вы
сами ведьма? В этом секрет?"
Быстрый взгляд на наручные часы убедил его, что пора уходить: негоже
злоупотреблять гостеприимством хозяев.
Прикуривая, Брент как бы случайно посмотрел на часы, стоявшие на
каминной доске.
- Как, уже половина четвертого? Прошу меня извинить, но мне пора идти.
Мария встала, улыбнулась.
- Вы для нас - самый желанный гость, - рассмеялась. - Я знаю, что тут я
могу говорить не только за себя, но и за Артура. Мы очень надеемся увидеть
вас вновь.
- Постараюсь оправдать ваши надежды, - улыбнулся в ответ Брент.
Прощание прервала открывшаяся дверь лифта и громкие вопли маленького
человеческого существа. Девочка бросилась к Марии, а когда та взяла ее на
руки, зарыдала еще громче, уткнувшись ей в плечо. Пластмассовая кукла с
раздавленной головой свидетельствовала о том, что для рыданий, сотрясавших
не только золотистые кудряшки, но и все тельце, есть веский повод.
Брент молча стоял, пока рыдания не утихли. Мария улыбнулась ему,
уговаривая девочку поздороваться с гостем. Наконец, раскрасневшееся,
заплаканное личико повернулось к нему.
- Дотти, познакомься, пожалуйста, с мистером Далгрином...
- Добрый день, мистер Далгрин... но, мамик, он наступил на куклу, а
потом рассмеялся, когда она сломалась...
От этих слов слезы брызнули вновь.
- Успокойся, Дотти. Ты же не хочешь, чтобы твой отец увидел тебя в
таком состоянии, - сказал Брент.
Эти вроде бы совершенно безобидные слова произвели неожиданный эффект.
Не на девочку - на мать: Мария заметно побледнела.
- Артур - не отец Дотти, мистер Далгрин. Видите ли, это мой второй
брак. Он... Я хочу сказать, у нас не может быть детей, - чувствовалось, что
слова эти даются ей нелегко.
Брент чуть смутился... и одновременно обрадовался: обнаружилось первое
отклонение от нормы. И неожиданная бледность Марии ясно указывала: ее что-то
тревожит. За это что-то Брент с радостью отдал бы последний тюбик краски.
Возможно, этот секрет не имел отношения к живописи, но, скорее всего, связь
была. И он твердо решил ее отыскать.
* * *
Дневная жизнь города уступила место ночной. Брент шевельнулся в большом
кресле, протянул руку к стакану бургундского, стоявшему на столике.
Квартирка у него была маленькая, но очень хорошая. Одно из немногих
роскошеств, которые он себе позволял. Впрочем, роскошество это скорее
звалось необходимостью для тех, кто зарабатывал на жизнь, продавая свои
эмоции, выраженные цветом.
Вино могло потерять вкус, вид города - нет. Нью-Йорк, вечный город
чудес. Рассеянный свет в комнате не бросал отблесков на окно, так что его
взгляд гулял по сказочной архитектурной стране. Лазерные лучи гуляли по
небу, изредка отражаясь от самолета или стратоплана. Сам город сиял тысячами
огней тысяч оттенков. Даже сюда, на сто восьмидесятый этаж, до него долетал
ни на секунду не умолкающий городской шум. Нью-Йорк, самый удивительный из
городов, созданных человеком, вот в нем и жил человек, который не был
человеком в полном смысле этого слова.
Частичный ответ Брент получил, двух мнений тут быть не могло.
Недостающее звено он обнаружил в одной из своих картин. Единственной,
которая принесла ему хоть какую-то удовлетворенность. Она далась ему девятью
часами непрерывной работы, когда он подверг себя, по терминологии врачей,
"опасному воздействию". На полотне удалось отразить грубое, ничем не
прикрытое великолепие вечного космоса. Инопланетный ландшафт, увиденный
человеческим глазом. А у Ди Косты все с точностью до наоборот: обычные
человеческие сцены, увиденные другими глазами. Возможно, глаза эти не были
для Земли полностью инородными, потому что разницу мог уловить только тот,
кто ее искал. Но в одном Брент не сомневался: без инопланетного воздействия
не обошлось.
Он также получил и косвенное подтверждение своей правоты. Закон природы
оставался законом, а гены - генами. Люди и обезьяны - теплокровные
млекопитающие, ближайшие родственники с точки зрения антропологии. Однако,
генная несовместимость исключала появление общих потомков.
Вот и мужчина, если он не был Человеком, homo sapiens, не мог иметь
детей от человеческой женщины. Мария Ди Коста такой и была, что доказывала
заплаканная дочурка. У Артура Ди Косты детей не было.
Брент нажал клавишу на подоконнике, и окно уползло в щель. Городские
шумы ворвались в квартиру вместе с запахами джерсийских лесов, вроде бы
совершенно неуместными в большом городе, которые донес легкий ветерок.
Подняв голову, он увидел луну, плывущую меж редких облаков, утреннюю
звезду, Венеру, поднявшуюся над восточным горизонтом. Он побывал на Луне. Он
видел ракету, которая готовилась к полету на Венеру. Человек был
единственной разумной формой жизни, которую ему довелось видеть. Если были и
другие, то их следовало искать на других звездах. А впрочем... разве не
могли представители этих далеких цивилизаций жить на Земле, среди людей?
Но проку от этих мыслей не было. Не стоит изобретать новых чудовищ, не
убедившись в существовании хотя бы одного. Утро вечера мудренее. Надо
хорошенько выспаться, а потом отправляться на охоту.
* * *
В десятый раз Брент бросил в урну недоеденный шоколадный батончик и
двинулся дальше. Это в телешоу частный детектив с легкостью выполнял свои
обязанности. В реальности все оказалось куда как сложнее. Он третий день
следил за Артуром Ди Костой, и слежка эта уже сказывалась на его
пищеварении. Когда останавливался Ди Коста, приходилось останавливаться и
ему, зачастую на запруженных толпой улицах. Чтобы не привлекать к себе
лишнего внимания, он делал вид, что ему необходимо сделать покупку в одном
из торговых автоматов, выстроившихся вдоль тротуара. Газеты он просто
выбрасывал, но считал себя обязанным хотя бы надкусить шоколадный батончик.
Но вот Ди Коста ступил на движущуюся пешеходную дорожку, проложенную по
Пятой авеню. Брент, отделенный от него несколькими сотнями футов, проделал
аналогичный маневр. Они покатились к Верхнему Манхэттену со стандартной
скоростью пятнадцать миль в час. Когда дорожка пересекала Пятьдесят седьмую
улицу, на нее ступил невысокий мужчина в черно-золотом деловом костюме.
Брент заметил его, когда он остановился рядом с Ди Костой и похлопал
художника по плечу. Ди Коста обернулся. Улыбка медленно уступила место
недоумению.
Невысокий мужчина передал удивленному художнику сложенный листок
бумаги. И, прежде чем Ди Коста успел что-то сказать, сошел с движущейся
дорожки на островок безопасности, лихо перескочил через ограждающий барьер и
по другой дорожке покатил в противоположную сторону, к Нижнему Манхэттену.
Брент, разинув рот, проводил коротышку глазами. Проехав мимо, он вскоре
растворился в толпе. А повернув голову, наткнулся на взгляд Ди Косты.
Его планы рухнули. А Ди Коста улыбнулся и приветственно помахал ему
рукой. Сквозь уличный шум до Брента долетел его голос.
- Мистер Далгрин, идите сюда.
Брент помахал рукой в ответ и двинулся к Ди Косте. А что ему
оставалось? Он уже подходил к художнику, когда любопытство Ди Косты взяло
верх. Брент наблюдал, как тот разворачивает листок, читает на писанное на
нем... С Ди Коста произошла разительная перемена. Рука с запиской повисла
плетью, тело напряглось. Глядя перед собой, стоя на движущейся дорожке, он
словно окаменел. Превратился в статую.
Далгрин прибавил шагу. Он практически не сомневался, что записка и
коротышка каким-то образом связаны с секретом картин.
Ди Коста ничего не видел и не слышал. Брент посчитал себя в праве взять
загадочную записку, зажатую в негнущихся пальцах. Одна сторона - пустая, на
второй - непонятная то ли надпись, то ли подпись: загогулины, пересеченные
зелеными прямыми. Ни с чем подобным Брент в своей жизни не сталкивался.
Они ехали бок о бок. Брент облокотился на поручень, тогда как Ди Коста
продолжал пребывать в странном трансе. Записка, которую Брент держал в руке,
была вещественным доказательством, прямо указывающим на то, что его
подозрения небеспочвенны. Взглянув на нее вновь, он вдруг почувствовал, как
записка завибрировала у него в руке, словно хотела вырваться, потом
засветилась и исчезла! Мгновением раньше он держал ее в руке, а теперь ее не
было!
От неожиданности он отпрянул, но не наткнулся на стоявшего рядом Ди
Косту. Потому что тот сошел с движущейся дорожки, пока он разглядывал
записку. Перегнувшись через поручень, Брент-таки увидел, что Ди Коста уже
подходит к аэроплощадке Центрального парка. Кляня себя за тупость, Брент
поменял дорожки и поспешил к сходу, который вел к аэроплощадке.
Удача в этот день была на его стороне. Ди Коста стоял в длинной очереди
к аэрокэбам. И стоять ему предстояло добрых десять минут. Брент понял, что
он успеет арендовать аутотакси до того, как художник поднимется в воздух.
И действительно, когда черно-оранжевый аэрокэб с Ди Костой на борту
взял курс на север, синее аутотакси последовало за ним. Какое-то время
спустя оба летательных аппарата скрылись в дали.
Аэрокэб летел на высоте десяти тысяч футов. Брент держался чуть позади,
в восьми тысячах футов от земли. Все происходило слишком уж быстро. Брента
не покидало ощущение, что действует он уже не по собственной воле, и все
решения принимаются за него.
Но его распирала радость. Странный символ на записке, необъяснимое
исчезновение записки доказывало тайное присутствие инопланетян. И каждая
преодоленная им миля приближала его к разгадке. Он не страшился смерти, уже
свыкся с тем, что она неминуема. Собственно, и мечта-то у него осталась
только одна - раскрыть тайну, с которой столкнула его судьба. Брент
улыбнулся.
Пятнадцать минут спустя аэрокэб и аутотакси приземлились на
муниципальной аэроплощадке в Пауфкипси. Брент припарковал свое аутотакси и
следом за Ди Костой спустился на улицу. Быстрым шагом художник направился к
одному из стоящих рядком административных зданий, вошел.
Брент бросился за ним. Вбежал в холл, когда захлопывались двери лифта.
Нажал на кнопку вызова, но кабина продолжала подниматься. На индикаторе
вспыхнула цифра 4, потом кабина поплыла вниз.
Он был слишком близко к разгадке, чтобы остановиться, обдумать
происходящее. Вошел в кабину, нажал кнопку с цифрой 4. Двери закрылись и
кабина начала... опускаться.
Брент осознал, что он в ловушке, и тут же понял, что не может ничего
изменить. Оставалось того ждать встречи с тем, кто будет поджидать его по
другую сторону дверей.
Остановилась кабина на уровне, расположенном гораздо ниже подвала.
Двери разошлись.
Его ожидания не оправдались: ему открылась самая что ни на есть обычная
комната.
Ну, совершенно обычную, за исключением боковой стены. Стеклянной стены,
за которой бурлила вода... только стекла не было! Он видел перед собой
поверхность океана, поставленную на попа. Почувствовал, как его тянет к
воде, засасывает в воду.
Ощущение исчезло, как по мановению волшебной палочки, стена стала
ровной и черной. Только тут до него дошло, что в комнате он не один.
Компанию ему составляла очаровательная девушка с прямыми волосами цвета
бронзы и зелеными глазами.
- Неподготовленному человеку не следует наблюдать за этой машиной,
мистер Далгрин. Она оказывает негативный эффект на мозг.
У него отвисла челюсть.
- Откуда вы знаете мою фамилию? Кто вы? Что все это..?
- Если вы присядете, я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.
Брент понимал, что кабина не тронется с места, пока он не выйдет из
нее. Вышел, двери за его спиной сомкнулись, что не прибавило ему бодрости
духа. Он влип по самое не могу, инициатива полностью принадлежала другой
стороне. Он сел.
Рыжеволосая посмотрела на странную стену, которая вновь забурлила
водой. Брент старался смотреть в другую сторону. Наконец, девушка, чуть
хмурясь, повернулась к нему.
- Вас очень заинтересовали действия Артура Ди Косты, мистер Далгрин.
Может, у вас есть вопросы, которые вы хотели бы задать мне?
- Безусловно есть! Что произошло с ним сегодня... и где я сейчас
нахожусь?
Она наклонилась вперед, нацелилась пальцем в грудь Брента.
- Сегодняшним визитом сюда мистер Ди Коста обязан вам. Мы заметили, что
вы следите за ним, поэтому пригласили его сюда, в надежде, что он приведет и
вас. В записке он прочитал слово-пароль, заложенное у него в мозгу, которое
вызывало автоматическую реакцию. Он прибыл сюда, следуя постгиптоническому
приказу.
- Но записка! - вскричал Брент.
- Пустяк. Надпись на материале, сделанном из отдельных молекул.
Небольшой энергетический заряд соединяет их воедино на протяжении короткого
периода времени. Заряд рассеивается, молекулы разлетаются.
И все встало на свои места. Безусловные свидетельства демонстрации
недоступных человеку сил однозначно указывали на то, что он имеет дело с...
- Инопланетянами, мистер Далгрин. Думаю, вы можете нас так называть.
Да, я могу читать ваши мысли. Поэтому вы сегодня здесь. Мысленный
ретранслятор в кабинете Артура Ди Косты сообщил нам о ваших подозрениях, с
которыми вы входили в его дом. С той минуты мы наблюдали за вами,
подготавливая ваш визит сюда.
Частично я смогу утолить ваше любопытство, мистер Далгрин. Мы не с
Земли, более того, наша планета находится в другой солнечной системе. А эта
комната - офис санатория для больных, которым не требуется стационарное
лечение.
- Санатория! - взревел Брент. - Если это офис... то где сам санаторий?
Девушка повертела в руках карандаш, а ее взгляд, казалось, вонзился в
мозг Брента.
- Вся Земля - наш санаторий. На ней живут многие наши психические
больные.
Пол начал уходить у Брента из-под ног. Он схватился за край стола.
- Значит, Ди Коста - один из ваших пациентов. Он безумен?
- Если следовать точному значению этого слова - нет. Он - слабоумный. И
не поддается лечению.
- Если умница Ди Коста - слабоумный, тогда...- Брент покачал головой. -
Это означает, что средний ай-кью для представителей вашей цивилизации
должен составлять...
- Этой величины вы и представить себе не можете. Для людей Ди Коста
совершенно нормален, более того, его ай-кью выше среднего.
На родной планете он не смог найти места в высокоорганизованном
обществе. Стал пациентом государства. Его тело трансформировали, чтобы он
ничем не отличался от homo sapiens. Мы дали ему новое тело, новую
индивидуальность, но не смогли изменить его исходный интеллект. Вот почему
он на Земле.
Детство Ди Коста провел на родной планете, в чужеродной для землян
социальной среде. Эти первые впечатления навсегда остались в его
подсознании. Его новая индивидуальность не имеет о них ни малейшего
представления, но они есть. И проявляются в его картинах. Требуется очень
острый глаз, чтобы заметить их. Позвольте поздравить вас, мистер Далгрин.
Брент печально улыбнулся.
- Теперь я сожалею о том, что заметил. Какие у вас планы в отношении
меня? Как я понимаю, вы уже не позволите мне вернуться в мой земной
"сумасшедший дом".
Девушка сложила руки на коленях. Смотрела на них, словно не желала
встречаться с ним взглядом в момент объявления приговора. Но Брент не стал
ждать. Если он сможет справиться с девушкой, то потом как-нибудь найдет
пульт управления лифтом. Он напрягся и прыгнул.
Волна боли прокатилась по телу. Другой разум, неизмеримо более сильный,
контролировал его тело.
Мышцы отказались подчиниться ему. Он рухнул на стол, застыл. Его тело
выполнило приказ чужого разума. Рыжеволосая подняла голову. Ее глаза
сверкали силой, которую она только что продемонстрировала.
- Никогда не следует недооценивать своего оппонента, мистер Далгрин.
Именно для этого я приняла облик земной женщины. Я нахожу, что так управлять
людьми гораздо легче. У них и в мыслях нет, что я... не та, кого они видят.
Я сейчас сниму свой контроль, но, пожалуйста, не заставляйте меня вновь
прибегать к этому средству.
Брент сполз на пол, сердце его рвалось из груди, тело сотрясала мелкая
дрожь.
- Я - директор этого... санатория, поэтому вы понимаете, что у меня нет
никакого желания привлекать к нашей деятельности внимание вашего
государства. Мне придется избавиться от вас.
Дыхание Брента чуть успокоилось, он уже мог говорить.
- Так вы... хотите... меня убить?
- Отнюдь, мистер Далгрин, наша философия запрещает убийство, за
исключением самых крайних случаев. Ваше тело будет изменено в соответствии с
требованиями окружающей среди другой планеты-санатория. Естественно, мы
излечим вас от всех последствий радиационной лихорадки. Так что вас будет
ждать долгая и интересная жизнь. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, мы
сохраним вам вашу индивидуальность.
- И что это за планета? - по интонациям девушки Брент понял, что
разговор близится к завершению.
- Совсем не такая, как эта. Тяжелая планета, в атмосфере которой роль
кислорода выполняет хлор, - и нажала кнопку на столе.
Теряя сознание, Брент успел подумать: "Он будет жить... и работать...
рисовать удивительные оттенки зеленого на планете с атмосферой из хлора..."
Перевел с английского Виктор Вебер
Переводчик Вебер Виктор Анатольевич
129642, г. Москва Заповедная ул. дом 24 кв.56. Тел. 473 40 91
HARRY HARRISON
AN ARTIST'S LIFE
Текст взят с сайта http://lib.ru
на главную антология "Фантасты об искусстве"
